Джимми Картер умер в возрасте ста лет, что для XXI века не так уж необычно. Когда в 1981-м он оставлял президентский пост, в нем видели одного из самых слабых руководителей Америки. Но хотя его победитель и преемник Рональд Рейган запомнился как успешный и выдающийся президент, о Картере сегодня вспоминают как минимум с интересом.
Неудачник с историческим вкладом
Вот два отзыва на его смерть.
Иван Курилла, историк:
«Не самый удачливый президент и лучший бывший президент Соединенных Штатов… Попытался вытащить американское общество из морально-политического кризиса (после Вьетнама, Уотергейта и экономического кризиса 1970-х), но столкнулся с вызовами международной политики, на которые не смог адекватно ответить… Стал самым активным бывшим президентом США, занявшись (и добившись успеха) миротворчеством во многих конфликтах».
Григорий Голосов, политолог:
«Наследие политика измеряется не успехами и провалами, а историческим вкладом… Именно Картер сместил фокус американской политики от никсоновского „прагматизма“ в направлении ценностей. Во внешней политике это стало основой для демократизации в Латинской Америке, да и в целом заложило базу той внешнеполитической риторики, которую мы наблюдали все последние десятилетия».
Как видим, из сегодняшнего дня картеровская неудачливость уже не выглядит фатальной. Начнем, однако, с нее. Так ли она была беспросветна?
Его президентство (1977 — 1981) отмечено одним очевидным внешним успехом, Кэмп-Дэвидским соглашением между Египтом и Израилем в 1978-м, и одним успехом предполагаемым: невторжением советских войск в Польшу из-за создания там «Солидарности» в 1980-м.
Добавим к этому, что Картер пытался, пусть и не очень решительно, справиться с инфляцией, унаследованной им от предшественников-республиканцев Джеральда Форда и Ричарда Никсона. Она была тогда на уровне нынешней российской и приводила американцев в ярость. Именно Картер, а вовсе не Рейган, назначил главой Федеральной резервной системы будущего героя рейганомики и будущего победителя инфляции неумолимого Пола Волкера (1979).
На прочих фронтах он действительно был неудачлив: не помешал свержению шаха в Иране (1979); не предотвратил советское вторжение в Афганистан (1979), которое покончило с разрядкой; и не сумел, хотя и пытался, освободить американских заложников, захваченных революционерами в Тегеране (1979-1981).
Равноудаленный морализатор
Образ беспомощного президента-слабака успешно продвигался республиканцами в кампании 1980-го, в которой Рейган наголову разгромил Картера. Но картеровский политический инструментарий возник не на голом месте.
Картер понадобился американцам, когда волна никсоновской реальполитик исчерпала себя в Америке и должна была быть заменена чем-то другим. Реальполитик Никсона-Киссинджера была в циничном понимании довольно успешной. По крайней мере, в короткой перспективе. Соединенные Штаты вышли, наконец, из Вьетнамской войны, довольно эффективно стравливали друг с другом СССР и КНР, наладили «разрядку напряженности».
Чтобы сомнительность этих успехов стала понятной, требовалось время, а вначале они более или менее утешали американскую публику. По-настоящему ее вывел из себя Уотергейт, после которого там решили, что пора избавиться от жуликов и воров во власти.
Картер пришел в качестве нравственного лидера и, вероятно, без притворства был порядочным человеком. Он был набожен, не любил насилия и охотно выступал во внешней политике в качестве морализатора и нравственного судьи, почти одинаково придирчивого не только к противникам, но и к союзникам Америки. Иранский шах или никарагуанский диктатор Сомоса явно не могли положиться на его дружбу.
Этот управленческий подход, с его предполагаемой непредвзятостью и равноудаленностью, вполне срабатывал, если контрагенты были и так нацелены на то, чтобы договориться.
Скажем, Садат и Бегин и без Картера хотели заключить мир. А Брежнев, или кто там его заменял, в 1980-м и сам не рвался вторгаться в Польшу. И так забот хватало.
А вот в борьбе шаха с хомейнистами или Сомосы с сандинистами, которые дрались друг с другом на уничтожение, картеровские морализм и соглашательство просто били по друзьям Америки. Ведь по совместительству эти друзья всегда аттестовались как «наши сукины сыны» и поэтому поддержки со стороны президента-морализатора не заслуживали.
Картер с кулаками
Революционные режимы в Иране и Никарагуа оказались гораздо репрессивнее старых, но об этом Картер, видимо, не подумал. Новые правители этих стран совершенно не ценили его любовь к компромиссам и страсть к переговорам.
Пришлось импровизировать. А силовые импровизации не удавались ему из-за слабости характера и неприспособленности к рискованным ситуациям. Примером этого стал скандальный провал попытки силового освобождения американских заложников (апрель 1980), которая была больше похожа на отчаянный жест, чем на акцию, нацеленную на успех.
Уходя в 1981-м, Джимми Картер воспринимался как безнадежно проигравший. Но эпоха Рейгана вовсе не была возвратом к цинизму «реальной политики» времен Никсона-Киссинджера. Докартеровские нравы ушли если не навсегда, то очень надолго.
В немалой мере Рейган (1981-1989) был Картером с кулаками. Религиозность и морализм тоже занимали важнейшее место в его политическом миросозерцании. Способность и готовность к действию только подкрепляли их. Ту же линию проводил и следующий президент Джордж Буш-старший (1989-1993).
Не говоря о том что и мировой момент стал весьма подходящим. Шатающаяся советская империя и ее готовые к побегу европейские вассалы были идеально приспособлены для того, чтобы оценить это сочетание силового нажима, морального диктата и готовности к соглашениям. К началу 1990-х духовная (а также и силовая) победа окрепшего и вернувшего себе нравственное лицо Запада выглядела окончательной.
И с этого момента тот же самый курс двинулся навстречу неудачам и упадку.
Премии за неучастие
Конец истории не наступал. Отказы от мирных, демократичных и нравственно выверенных решений в конфликтах выглядели на первых порах отклонениями от нормы. Чтобы исправить эти недоразумения, пришлось встать на путь гуманитарных интервенций.
Сначала все выходило быстро (изгнание Ирака из Кувейта в 1991-м), потом медленно (акции на Балканах в 1990-е), а потом совсем перестало выходить (вторжение в Афганистан с 2001-го, в Ирак с 2003-го).
Рецепты Запада нравились объектам его воздействия все меньше, а западные способы их навязывания загонялась теперь в такие рамки, что успеха ждать не приходилась. Все более диковинными становились и сами рецепты. Политкорректность, которая при Картере в своем тогдашнем еще довоковском изводе делала только первые шаги, теперь оперировала таким количеством запретов и предписаний, что достижение любой практической цели делалось почти невозможным.
Двадцать первый век стал поэтому временем разочарования в пострейганизме и возвращения к истокам картеризма, с его морализаторским недеянием. Эта новая атмосфера выразилась в том числе в серии выдачи Нобелевских премий мира высшим руководителям США не за управление Америкой, а скорее – за неучастие в этом управлении.
В 2002-м эту премию получил сам Картер, в 2007-м — неудачливый отставной вице-президент Гор, ставший экологом, а в 2009-м — начинающий на тот момент президент Обама.
Фирменный тупик
Барак Обама (президент в 2009-2017-м) по своим управленческим подходам был ближе всех к Джимми Картеру, и присуждение ему премии мира на самом старте правления, фактически за его предвыборный пиар, стало не только похвалой, но и мощным политическим напутствием.
Стараясь оправдать доверие нобелевского комитета, Обама во внешних делах пытался быть политкорректным демократизатором-ненасильственником.
И бывал вполне успешен там, где имелся спрос на компромиссность и уступчивость, например, в Латинской Америке. А там, где спроса на эти качества не было, терпел неудачи, в том числе катастрофические.
Например, в Сирии в 2013-м, когда режим Асада пересек торжественно объявленные Обамой «красные линии» и примененил химическое оружие против повстанцев. Именно тогда Путин, легко успокоив растерявшегося Обаму, инсценировал липовое решение «химической» проблемы и пришел к выводу, что бояться ему некого. Вторжение в Украину с захватом Крыма и части Донбасса уже в следующем году подтвердило, что он был прав.
Первый срок Трампа (2017-2021) пришелся на относительно спокойный отрезок мировой жизни и был скорее перерывом, чем реализацией какой-то новой политики. Черту подвело последующее правление Байдена.
Оно продолжило линию Картера и Обамы и показало, что в эпоху российско-украинских и ближневосточных войн их фирменная морализаторская нерешительность заводит в тупик.
***
Нового Рейгана не нашлось. Возвращение Трампа выглядит как реставрация циничной никсоновской реальполитик. Если что-то подобное и в самом деле осуществится, то где-то впереди и разочарование этим курсом, а затем и отказ от него.
Но появление еще одного Картера едва ли случится скоро, а если и произойдет, то не станет решением хоть каких-то проблем. Управлять сверхдержавой, будучи непротивленцем, да еще и выполняя бесчисленные предписания вокизма, это головоломка, которая не по зубам даже гению.
Джимми Картер, который первым с ней столкнулся, не был гением. Просто добрым недальновидным человеком с сильным идеологическим чутьем.
