От чумы до полиомиелита: как заканчиваются пандемии

В середине XVII в., когда Британия переживала вспышки то оспы, то чумы, то сыпного тифа, Джон Граунт, считающийся родоначальником эпидемиологии, корпел над записями о смертности в церковных книгах, которые в течение четырех десятилетий составляли приходские клерки.

В 1666 г. Граунт показал, что эти его «Естественные и политические наблюдения над списками умерших» доказывают одну простую идею — что эпидемии заканчиваются, не когда болезнь исчезает, а когда смертность возвращается на уровни, наблюдающиеся в обычное время.

Этот способ измерения впоследствии будет назван избыточной смертностью, и почти 400 лет спустя Эндрю Поллард, главный исследователь в работе над вакциной в Оксфордском университете, выдвинет схожий тезис в отношении COVID-19. «Пандемия закончится, не когда пропадет этот вирус, а когда будет снято непосильное бремя с систем здравоохранения, — сказал он. — Если мы сможем превратить его во что-то более безобидное, то увидим, что близится конец пандемии».

Еще в начале года, когда появились более заразные штаммы коронавируса, а правительства продлили или ввели новые ограничительные меры, казалось, что эта пандемия не отступит никогда. Но история учит нас другому. Пандемии завершаются, но в подавляющем большинстве случаев их финал неочевиден. Болезни редко удается искоренить окончательно, а их вспышки никогда не заканчиваются везде в одно и то же время.

Грипп А, различные варианты которого распространены в мире, — классический пример болезни, которая разрослась до эпидемических пропорций, затем отступила, а потом возвращалась непредсказуемыми волнами с тех пор, как впервые атаковала людей в конце 1500-х гг.

Особенно заразным вариантом этого гриппа была «испанка» — пандемия, охватившая мир в 1918–1920 гг. Историки медицины продолжают спорить о том, как она завершилась. Некоторые считают, что вирус заразил достаточное количество людей, чтобы у человечества сформировался врожденный иммунитет. Другие говорят, что он мутировал и со временем стал менее смертоносным. В любом случае, вспышки испанского гриппа продолжались в разных частях света до 1922 г.

Первая вакцина от гриппа А была создана в 1940-х гг., однако угли той пандемии еще тлеют. «Кровные родственники» испанского гриппа были ответственны за вспышку азиатского гриппа в 1957 г., пандемию гонконгского гриппа в 1968 г. и продолжают атаковать нас каждый год вплоть до настоящего времени, целое столетие спустя.

«Если мы сможем перейти к ситуации, как с гриппом, когда с большинством людей все в порядке, когда у нас каждый год будет сезон коронавируса, тогда мы сможем с этим справиться», — сказал Поллард.

Как и грипп А, COVID-19, вероятно, никогда не будет уничтожен. Скорее всего, со временем просто смягчится восприятие риска.

Пандемии заканчиваются, когда «превращаются из чего-то, что мы, как общество, считаем неприемлемым, в то, что, может, и фатально, но находится где-то на заднем плане», говорит Эрика Чартерс, доцент кафедры истории медицины Оксфордского университета. Ученые в этом случае говорят, что болезнь, которая была пандемической или эпидемической, становится эндемической, то есть ограниченной определенным регионом.

В недавнем эссе Чартерс и исследователь Кристин Хайтман определяют финал пандемии как «момент, когда тема болезни сильно теряет актуальность и внимание общества перенаправляется на аспекты морального и социального кризиса, этой болезнью порожденного или выявленного». В случае с ковидом такой неявный ущерб может быть связан с тем фактом, что 168 млн детей по всему миру потеряли почти полный год обучения, по данным ЮНИСЕФ. Или что 114 млн человек лишились работы в 2020 г., по данным Международной организации труда.

В некоторых странах такой сдвиг в общественном внимании уже происходит. Тема последствий может по-настоящему завладеть вниманием публики до того, как правительство или Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) официально объявит, что пандемия закончилась.

Оспа — единственная вызвавшая пандемию болезнь, которая была полностью побеждена. Но к этому исключению надо относиться с осторожностью.

Кампания по борьбе с болезнью, которая тысячелетиями преследовала человечество (ее следы находили даже на мумифицированных телах египетских фараонов), началась в 1966 г. и закончилась в Сомали в 1979 г.

«Оспа учит нас, что одной вакцины недостаточно, чтобы искоренить болезнь», — предупреждает Александр Уайт, доцент кафедры истории медицины в Университете Джонса Хопкинса. Первая вакцина от оспы была разработана в Британии еще в XVIII в. Но доктора западных стран не пытались применять ее в отдаленных уголках Земли, пока развитие международных путешествий не создало риск ее возвращения.

Только в ХХ в. от оспы погибло 500 млн человек. Программа глобальной вакцинации оказалась успешной, но этот успех скрывал и неприглядную сторону кампании, которая ближе к своему завершению стала принудительной и жесткой. «Женщин и детей зачастую приходилось вытаскивать из-под кроватей, из уборных, из-за закрытых дверей, — писал Стэнли Мьюзик, старший эпидемиолог ВОЗ, которого в 1973 г. отправили в Бангладеш, где часть людей отказывалась вакцинироваться. — Когда они запирали двери, мы взламывали эти двери и вакцинировали их».

По мнению некоторых экспертов, нежелание прививаться от COVID-19, наблюдающееся в негритянских, азиатских сообществах и среди этнических меньшинств может объясняться негуманными и зачастую жестокими методами, которые использовались в кампаниях по вакцинации в прошлом.

История также говорит нам, что пандемия никогда не заканчивается одновременно для всех. Полиомиелит остался в прошлом для Европы, обеих Америк и Австралии, но продолжает угрожать людям в небольшом количестве мест Африки и Южной Азии. «Один из вариантов окончания пандемии — это когда она становится проблемой кого-то другого», — говорит Дора Варга, старший лектор Университета Эксетера.

Первая эпидемия полиомиелита была задокументирована в 1894 г. в США, а достигла пика в 1952 г., когда почти 60 000 детей были заражены, тысячи парализованы, а 3000 умерли.

Американские вирусологи Томас Фрэнсис и Джонас Солк, создавшие вакцину от гриппа, в 1955 г. разработали и вакцину от полиомиелита, благодаря чему он был полностью искоренен в США к 1979 г.

Успешная вакцинация в 1960-е — 1970-е гг. прошла также в Европе и Советском Союзе, но в южных регионах мира кампания по борьбе с полиомиелитом была гораздо менее эффективна. Африка была объявлена континентом, свободным от полиомиелита, лишь в августе прошлого года, но в ноябре в Южном Судане были зафиксированы новые случаи, спровоцированные вакциной, — редкий вид болезни, которая случается, когда ослабленный вирус в вакцине мутирует.

По словам Варги, история с полиомиелитом показывает, что «создать вакцину и равномерно распределить ее» по регионам мира очень важно, но для успешности кампании также нужны адекватная медицинская инфраструктура и инвестиции. В случае с ковидом ответственность за распространение вакцин и их распределение по странам во многом связана с инициативой COVAX ВОЗ. Она заработала не так быстро, как многие надеялись, но в феврале обеспечила доставку первых доз вакцины AstraZeneca в несколько африканских стран.

Даже если вакцины помогут побороть ковид, мы не должны останавливаться, указывает в книге «Чума и парадокс прогресса» Томас Боллыки, старший научный сотрудник вашингтонского Совета по международным отношениям. Вспышки холеры и желтой лихорадки, обрушивавшиеся на города США каждые 10–15 лет, постепенно сошли на нет, однако не только из-за вакцинации, отмечает Боллыки, но также благодаря инвестициям в улучшение санитарных условий и гигиену.

Некоторые страны исключительно тяжело пережили первые месяцы пандемии коронавируса отчасти потому, что их государственная система здравоохранения уже была перегружена. ВОЗ тоже находилась в сложном положении, потому что из-за недостаточного финансирования со стороны своих членов сильно зависела от благотворительных организаций и частного сектора.

Пандемии обычно выявляют провалы в системе здравоохранения, недостаток инвестиций и требуют от правительств провести кардинальные изменения, чтобы не допустить их повторения, считает Боллыки: «Вопрос заключается в следующем: сможем ли мы на этот раз провести такие же социальные реформы, что положили конец пандемиям прошлого?»

Перевел Михаил Оверченко