Судьба Беларуси висит на волоске. События прошлой недели заставляют предположить, что подходит к завершению перестройка всей европейской политики, начавшаяся три десятилетия назад. Однако даже в этом общем контексте Беларусь выделяется как уникальный случай. Непрекращающиеся протесты проливают свет на ключевые факторы, которые будут определять ход событий.
В начале 1989 года все коммунистические режимы Восточной и Юго-Восточной Европы были авторитарными. Некоторые были более авторитарными, чем другие. В Польше и Венгрии руководство правящей партии провело переговоры о переходе к многопартийной демократии путем свободных и справедливых выборов, договорившись с оппозицией за круглым столом.
Чехословакия и Восточная Германия оставались более жесткими режимами. В последней даже публикации, разрешенные в Советском Союзе в соответствии с политикой гласности Михаила Горбачева, подвергались цензуре. Однако осенью 1989 года спрос на перемены резко возрос. Массовые мирные демонстрации заполнили улицы и площади, как и сегодня в Беларуси.
Ни в одной из этих стран руководство не было настроено на компромисс. В Восточной Германии официальные лица даже обсудили и подготовили так называемое «китайское решение»: массовые и смертоносные военные действия по примеру площади Тяньаньмэнь в июне 1989 года. Им не дали этого сделать, ибо силы безопасности и вооруженные силы были плотно подчинены советскому контролю через Варшавский договор и другие структуры блока.
В отличие от предыдущих советских лидеров, которые выступали против либерализации в Восточной Европе, Горбачев не позволял этим режимам обращать оружие против собственного народа.
Затем последовало падение Милошевича в Сербии в 2000 году и два поражения Януковича в Украине в 2004 и 2014 годах. Обе страны были гораздо более плюралистичными, чем Беларусь сегодня. Там были многопартийные системы, хорошо обеспеченная ресурсами оппозиция, в том числе парламентская в Украине, и свободные СМИ.
Беларусь сильно отличается от них всех. Там нет ни официального настроения для диалога и перемен, как в Польше и Венгрии, ни внешнего сдерживания репрессий, как в Чехословакии и ГДР, ни бурлящего плюрализма Сербии и Украины.
В отсутствие всех этих факторов Беларусь находится в более тяжелом положении. Поэтому там можно полагаться только на постоянную мобилизацию, храбрость и творческий потенциал больших масс простых людей. Пока что народ — поскольку это уже не «оппозиция», а большинство населения, — не ошибался. Протестующие взяли и сохраняют инициативу и привлекают новые группы сторонников: журналистов, врачей, крупные государственные предприятия, даже некоторых сотрудников милиции и сил безопасности.
Однако Беларусь сталкивается с исключительно безжалостным лидером и очень репрессивным аппаратом безопасности. В этом она больше напоминает одну еще не упомянутую страну — Румынию при Николае Чаушеску. Даже по стандартам советского блока правление Чаушеску было мрачным и долгим — 24 года, всего на два года меньше, чем у Лукашенко. Это был самый жестокий и персоналистский режим. Он получил эффективную автономию от Варшавского договора, а его вооруженные силы и силы безопасности необязательно подчинялись Москве.
Однако даже здесь диктатор пал, что стало последней и самой неожиданной жертвой 1989 года. Конец начался буквально из ничего в начале декабря. Толпы людей в Тимишоаре на западе Румынии собрались, чтобы защитить лютеранского пастора Ласло Токеса от ареста. Несмотря на то, что в них стреляли, толпы растянулись по городу, а затем и за его пределы.
Когда пять дней спустя Чаушеску обратился к огромной толпе в Бухаресте, и аплодисменты неожиданно переросли в улюлюкание толпы, полное непонимание на его лице стало одним из незабываемых образов того удивительного года. Армия, которая, по словам Токеса, несколько дней назад была «очень жестокой и очень агрессивной», теперь бросила, задержала, а затем и казнила Чаушеску. На прошлой неделе Лукашенко пережил замедленную версию этого непонимания. По мере того как мирные протесты охватывают всю страну, он и его ближайшее окружение демонстрируют полное непонимание природы событий.
Румыния показывает, что перемены возможны в самых бесперспективных условиях, даже если они могут быть дорогостоящими и болезненными — в тех событиях погибло около 1000 человек. Однако есть еще один фактор, который делает ситуацию в Беларуси сложнее, чем даже в Румынии. В 1989 году Советский Союз находился в процессе реформ и не хотел вмешиваться в события в Восточной Европе. Возрождающая имперская Россия может сделать это сейчас либо напрямую, либо поддержав репрессии в иной форме.
Сегодня ситуация приближается к переломному моменту. Надо обратить внимание на то, как группы, чье соучастие и молчание имеют важное значение для существования режима, меняют лояльность. Наблюдать за военными: ранее они не принимали непосредственного участия в репрессиях, и это не входит в их задачу. Если Лукашенко введет военное положение, перед ним встанет решающий выбор. И надо следить за Россией, которая может попытаться взять под контроль или остановить перемены. Все это сейчас — ключевые факторы.
